Нео наглядно убедился в этом, когда Кэсс взяла флейту и, протерев ее тряпочкой, поданной продавцом, сыграла такую завораживающую мелодию, что Нео замер на месте.
Когда Кэсс закончила и положила флейту на место, он откашлялся:
– Я думал, ты не любишь давать концерты.
Она вспыхнула и оглядела почти пустой зал:
– Это был не концерт. Это была всего лишь флейта.
– Какая прекрасная мелодия!
– Спасибо, но я это так, от нечего делать…
– Я думал, что ты играешь только на пианино.
– Иногда, по желанию, играю и на флейте. Но делаю это непрофессионально. Я хотела научиться играть на гитаре, но мои родители пришли в ужас, узнав об этом. – Кэсс прикоснулась рукой к флейте. – Они считали, что я должна сосредоточиться на одном инструменте.
– Если ты называешь это «непрофессиональной игрой», то представляю, как бы ты играла, если бы столько времени не уделяла одному фортепиано.
Улыбка Кэсс была благодарной.
– Спасибо тебе. Мне очень нравятся звуки флейты.
– Думаю, что в твоих руках любой инструмент зазвучал бы волшебно.
Она покачала головой:
– Льстец! Просто я люблю музыку.
– Я понял это по твоим композициям.
– Ты действительно слушал мои диски?
– Я прослушал все твои записи. И не проси меня назвать то, что мне больше всего понравилось, потому что, сколько я их ни слушал, мне нравилась каждая вещь.
Вспыхнув, она отвернулась от Нео и направилась в сторону застекленной звукоизолированной комнаты, в которой стояло ожидавшее их пианино.
Нео последовал за ней:
– Ты, несомненно, привыкла к таким комплиментам.
– Совсем нет. Я отказалась от публичных концертов в том числе из-за того, что не слышала таких комплиментов от моих поклонников. Когда я выступала, мой отец и менеджер приглашали на мои концерты богатых любителей музыки.
– Но ведь я тоже богатый.
– Но ты не имеешь ничего общего с покровителями, которых мне было велено ублажать.
– Нет, ни один из них не стал бы твоим другом.
Она покачала головой:
– И тем не менее… Греческий миллиардер – мой друг. Кто мог бы представить это?
– Никто, но так оно и есть.
– Что правда, то правда, – улыбнулась Кэсс.
– Тебе пишут письма? – спросил Нео, когда они взошли на подиум, где стояло кабинетное пианино.
Кассандра уселась на скамью, и руки ее прикоснулись к клавишам так бережно и ласково, будто она встретила друга, которого не видела очень давно.
– Некоторые поклонники пишут. Но у них есть только адрес, указанный на диске, поэтому они направляют свои письма на студию звукозаписи. Сотрудники отвечают на письма, а ко мне поступают отчеты два раза в год.
– Ты скучаешь обо всем этом?
Она взглянула на него, и выражение ее удивительных янтарных глаз на секунду отняло у него дыхание.
– О чем?..
Нео сглотнул, подавив в себе реакцию, которая сейчас была неуместна. Кэсс была его другом.
– О концертах.
– Нет. – Она пожала плечами, и внезапное отвращение появилось на ее лице.
– Ты не получала от них удовольствия?
– Я ненавидела их! Единственное, что помогало мне сохранить рассудок, – это сама музыка.
– Но…
– Я хотела быть дома, со своей матерью, а не разъезжать по гастролям с отцом, а еще чаще – с сопровождающим. Я знала, что мама больна, и каждый раз, отправляясь в поездку, с ужасом думала о том, что больше никогда не увижу ее.
– Ты знала, что она умирает?.. Ведь ты была совсем ребенок…
– Да. – В этом коротком слове слышалась неизбывная боль. – Как и у любого ребенка, у меня была собственная логика, и я считала, что, если буду находиться дома, мама не умрет. Я сильно ошибалась. – Кассандра взглянула на Нео, и в глазах ее он увидел боль. – Я выступала перед незнакомыми людьми, которым после концерта разрешалось фривольно обращаться с молодым дарованием и говорить слова, которые они никогда бы не сказали взрослому человеку. Как я это ненавидела! Даже когда мать умерла и отец стал ездить со мной на все концерты, это ощущение так и не ушло.
– Значит, это отец заставлял тебя играть на публике.
– Даже когда мать была очень-очень плоха. И случилось то, чего я больше всего боялась: она умерла, когда меня не было дома – я гастролировала по Европе. Мне было семнадцать лет. Я узнала об этом через два дня. Отец отвлекал меня, когда я пыталась дозвониться до матери. Он говорил, что мама отдыхает, поэтому не берет трубку. И я верила ему.
Какая жестокость!
Нео захотелось стукнуть кулаком по чему-нибудь, но он не нашел подходящего предмета. И кроме того, никто бы не взвыл от боли, расплачиваясь за свои грехи…
– Они не хотели испортить последний концерт, который давала я на этих гастролях, – продолжала свой рассказ Кэсс. – Отец и Боб сказали мне, что я обязана предстать перед своими поклонниками в самом лучшем виде.
Нео выругался на греческом. Очень смачно.
Губы Кассандры изогнулись, и на лице ее мелькнула улыбка.
– Отец хотел забыть свое горе, занимаясь моей карьерой.
– А как ты справлялась со своим горем?
– С помощью музыки.
– А когда умер отец, ты перестала ездить на гастроли.
– Да. Но мой менеджер был против этого.
– Естественно, против.
– Боб считает, что я прячусь от смерти родителей, окружая себя их вещами.
– Он хочет, чтобы ты избавилась от этих вещей? – И почему, черт возьми, этот человек все еще является ее менеджером?! – И уговаривает продолжать выступления?
– Одна мысль о том, что я выйду на сцену перед переполненным залом, приводит меня в дрожь…